Война за мир - Страница 26

– Выходит, я никогда не смогу доказать вам, что не был ни на какой вашей пустоши, а прилетел только сегодня утром, – усмехнулся Сварог. – Как бы я ни изощрялся в доказательствах?

Он ровным счетом ничего не понимал из того, что говорит рыжеволосая милиционерша. Далась ей эта пустошь! Что еще за пустошь? Снова Олегова?.. Но она говорила правду. А насчет закрыть Сварога на несколько лет – это враки. Но ведь как талантливо играет, чертовка. Не будь у Сварога детектора лжи, он бы мог и купиться…

– Это сущая правда, мистер Беркли, – сказала Дарья. – Все дело в том, что я доверяю своим глазам. На Олеговой пустоши незадолго до прилета вертолета с крупнокалиберной начинкой я видела именно вас, и в этом меня не разубедят никакие живописные кадры и документы с печатями. Дело не только во внешности. Вы никак не могли знать, что попадете ко мне на допрос – это ж каким всевидящим пророком надо быть, чтобы просчитать такое наперед! – и вы не подделывали наперед походку, посадку головы, жесты. Я вижу сейчас перед собой именно того человека, что был на Олеговой пустоши. Знаете, гражданин Беркли, я люблю повторять, что не бывает идеальных преступлений, бывают лишь до поры нераскрытые…

Зазвонил телефон на столе. Дарья подняла трубку. Долго слушала, не перебивая.

– Даже так! – вырвалось у нее. – И что говорят врачи? Ага, ага… Еще и это? И что потом? – И после паузы: – А что Василий? Скверно, мальчики… Да, скоро буду.

Она повесила трубку. Взглянула на Сварога. И что-то поменялось в ее взгляде.

– Ну вот что, – сухо сказала Шевчук. – Враз стало некогда разводить с вами тары-растобары под сигаретный дым. Получены оперативные данные, что Ольшанский жив и здоров и чего-то там мутит в окрестностях Шантарска. Это усугубляет ваше положение несказанно. Не находите?

На этот вопрос Сварог ответил выжидательным молчанием. А чем еще ответить? Заметил лишь про себя, хитрая лиса зачем-то слила ему оперативную информацию, которую сливать не полагается ни под каким видом. Тем более – задержанным. И возникает вопрос: зачем слила? Знать бы еще, что за Ольшанский такой…

– Если невредимым и целехоньким оказывается человек, которого по самую завязку нафаршировали свинцом, который сейчас должен лежать и не рыпаться в морге третьей городской больницы – то чего уж говорить про связанные с вами, мистер, блин, Беркли, странности, – вздохнула Шевчук. – И сдается мне… Скажу больше, я нюхом чую… все мое ментовское нутро и немалый жизненный и профессиональный опыт прямо-таки вопиет про то, что вы имеете прямейшее отношение к расстрелу на Олеговой пустоши и тесно связаны с проказами господина Ольшанского.

Ну, блин, и дела тут творятся…

– А еще бойня на трассе, – внимательно глядя Сварогу в глаза, напомнила Шевчук. – И бойня в «Золотой пади»… Или вы тоже к этому никакого отношения не имеете?

И что, простите, мог Сварог на это ответить?!

В Африке, кажись, и то спокойнее было, чем в этом вашем Шантарске…

А Шевчук, видя некоторое замешательство Сварога и чуть ли не наслаждаясь этим, поведала более подробно о трупах на шоссе и в элитном поселке. По-прежнему внимательно следя за реакцией аресте.. извините, – задержанного.

А задержанный изо всех сил старался сохранить лицо.

«Это – второй, — окончательно уверился Сварог. – Это он, и никто другой. Выходит, он уже давно здесь и уже успел здорово наследить…»

И еще он уверился: раз этот второй запросто кладет трупы штабелями, то он и есть демон…

– Значит, так, – Шевчук по-кошачьи сузила глаза. – Мне глубоко плевать на вас, мистер Беркли, и на вашу английскую «крышу» в виде королевы и свободолюбивого парламента. Можете потом жаловаться в НАТО, писать в Страсбург и в ООН. Это мне фиолетово. Но сперва своего добьюсь я. И ты, масса Беркли-Шмеркли, выйдешь у меня отсюда только после того, как расколешься без остатка, до самого что ни на есть донышка. Скажу тебе по секрету, что ввиду особой важности преступления и особой тяжести содеянного, а также ввиду того, что дело взяли под личный контроль губернатор и наш представитель в Совете Федераций, мне негласно даны особые полномочия. Веришь ты или нет, но у меня в кармане карт-бланш, выданный мне, пусть и неофициально, но зато с очень больших верхов. Мне дали понять, что в методах и средствах могу себя не стеснять. Главное – расследовать в кратчайшие сроки. Подчеркну красной и жирной чертой слово «кратчайшие». То бишь я хочу услышать от тебя признание прямо здесь и сейчас. Ну что, мистер Беркли, или как вас там, будете давать показания под протокол или без оного? Мне, знаете ли, все равно.

– Мне нечего добавить к тому, что говорил раньше, – малость подумав, сказал Сварог. – Отправляйте уж на свои семьдесят два часа. Да и в чем я должен признаваться-то?!

– Отправлю. Обязательно, – пообещала Шевчук. – А еще я, пожалуй, примешаю во всю эту историю немножко личного отношения и перегну палку там, где в ином случае, может, и не стала бы. Ты уж извини, иностранец, но я не привыкла, когда меня держат за дуру. Семьдесят два, говоришь? А знаешь, как ты их проведешь в отеле под ласковым названием «Эль-СИЗО»? Весело проведешь. Я тебе по блату выпишу путевку с сопроводительным листком в виде шепотка на ухо сержанту из охраны: мол, есть у нас серьезные подозрения, что сей гражданин как раз и есть тот самый злобный камышанский маньяк, который сперва насилует, а потом душит трехлетних девочек и которого безуспешно ловят вот уже второй год. И намекну, что ежели этого гражданина поместят в пресс-хату то никому никакого урона в служебном плане не выйдет, а выйдет лишь сплошное благолепие и взаимная признательность. А к моим словам и даже полунамекам, знаешь ли, привыкли относиться со всей серьезностью —